Неточные совпадения
― Без этого нельзя следить, ― сказал Песцов, обращаясь к Левину, так как
собеседник его ушел, и
поговорить ему больше не с кем было.
Степан Аркадьич был бы для него самый приятный
собеседник, но он ехал, как он
говорил, на вечер, в действительности же в балет.
Анна
говорила не только естественно, умно, но умно и небрежно, не приписывая никакой цены своим мыслям, а придавая большую цену мыслям
собеседника.
Уже раз взявшись за это дело, он добросовестно перечитывал всё, что относилось к его предмету, и намеревался осенью ехать зa границу, чтоб изучить еще это дело на месте, с тем чтобы с ним уже не случалось более по этому вопросу того, что так часто случалось с ним по различным вопросам. Только начнет он, бывало, понимать мысль
собеседника и излагать свою, как вдруг ему
говорят: «А Кауфман, а Джонс, а Дюбуа, а Мичели? Вы не читали их. Прочтите; они разработали этот вопрос».
— Но ты не ошибаешься? Ты знаешь, о чем мы
говорим? — проговорил Левин, впиваясь глазами в своего
собеседника. — Ты думаешь, что это возможно?
— Смотрю я на вас, мои юные
собеседники, —
говорил между тем Василий Иванович, покачивая головой и опираясь скрещенными руками на какую-то хитро перекрученную палку собственного изделия, с фигурой турка вместо набалдашника, — смотрю и не могу не любоваться. Сколько в вас силы, молодости, самой цветущей, способностей, талантов! Просто… Кастор и Поллукс! [Кастор и Поллукс (они же Диоскуры) — мифологические герои-близнецы, сыновья Зевса и Леды. Здесь — в смысле: неразлучные друзья.]
За чаем Клим
говорил о Метерлинке сдержанно, как человек, который имеет свое мнение, но не хочет навязывать его
собеседнику. Но он все-таки сказал, что аллегория «Слепых» слишком прозрачна, а отношение Метерлинка к разуму сближает его со Львом Толстым. Ему было приятно, что Нехаева согласилась с ним.
Тот снова отрастил до плеч свои ангельские кудри, но голубые глаза его помутнели, да и весь он выцвел, поблек, круглое лицо обросло негустым, желтым волосом и стало длиннее, суше.
Говоря, он пристально смотрел в лицо
собеседника, ресницы его дрожали, и казалось, что чем больше он смотрит, тем хуже видит. Он часто и осторожно гладил правой рукою кисть левой и переспрашивал...
Слова Туробоева укрепляли подозрения Клима: несомненно, человек этот обозлен чем-то и, скрывая злость под насмешливой небрежностью тона,
говорит лишь для того, чтоб дразнить
собеседника.
«Что они такое
говорят обо мне?» — думал он, косясь в беспокойстве на них. Он уже хотел уйти, но тетка Ольги подозвала его к столу и посадила подле себя, под перекрестный огонь взглядов всех
собеседников.
Пивший молодой человек почти совсем не
говорил ни слова, а
собеседников около него усаживалось все больше и больше; он только всех слушал, беспрерывно ухмылялся с слюнявым хихиканьем и, от времени до времени, но всегда неожиданно, производил какой-то звук, вроде «тюр-люр-лю!», причем как-то очень карикатурно подносил палец к своему носу.
«Помилуйте! — начали потом пугать меня за обедом у начальника порта, где собиралось человек пятнадцать за столом, — в качках возят старух или дам». Не знаю, какое различие полагал
собеседник между дамой и старухой. «А старика можно?» — спросил я. «Можно», —
говорят. «Ну так я поеду в качке».
Но так как каждый старался
говорить так, чтобы его расслышал его
собеседник, и соседи хотели того же, и их голоса мешали друг другу, то каждый старался перекричать другого.
С ним
говорила миловидная белокурая арестантка, светлыми голубыми глазами смотревшая на
собеседника.
«Комедии» — любимое развлечение Струнникова, ради которого, собственно
говоря, он и прикармливает Корнеича.
Собеседники удаляются в кабинет; Федор Васильич усаживается в покойное кресло; Корнеич становится против него в позитуру. Обязанность его заключается в том, чтоб отвечать на вопросы, предлагаемые гостеприимным хозяином. Собеседования эти повторяются изо дня в день в одних и тех же формах, с одним и тем же содержанием, но незаметно, чтобы частое их повторение прискучило участникам.
Это
говорил Алемпиев
собеседник. При этих словах во мне совершилось нечто постыдное. Я мгновенно забыл о девочке и с поднятыми кулаками, с словами: «Молчать, подлый холуй!» — бросился к старику. Я не помню, чтобы со мной случался когда-либо такой припадок гнева и чтобы он выражался в таких формах, но очевидно, что крепостная практика уже свила во мне прочное гнездо и ожидала только случая, чтобы всплыть наружу.
Начинается фантастическое бесстыжее хвастовство, в котором есть только одно смягчающее обстоятельство: невозможность определить, преднамеренно ли лгут
собеседники или каким-то волшебным процессом сами убеждаются в действительности того, о чем
говорят.
— Нехорошо, нехорошо… —
говорил князь, заметно занятый собственными мыслями, и снова обратился к прежнему своему
собеседнику.
— Вас, впрочем, я не пущу домой, что вам сидеть одному в нумере? Вот вам два
собеседника: старый капитан и молодая девица, толкуйте с ней! Она у меня большая охотница
говорить о литературе, — заключил старик и, шаркнув правой ногой, присел, сделал ручкой и ушел. Чрез несколько минут в гостиной очень чувствительно послышалось его храпенье. Настеньку это сконфузило.
Егор Егорыч поморщился и уразумел, что его
собеседники слишком мало приготовлены к тому, чтобы слушать и тем более понять то, что задумал было он
говорить, и потому решился ограничиться как бы некоторою исповедью Аггея Никитича.
Сусанна Николаевна хоть и была в простом домашнем пеньюаре, но, боже мой, как она,
говоря без преувеличения, блистала красотой и молодостью посреди своих
собеседников.
Это они
говорили, уже переходя из столовой в гостиную, в которой стоял самый покойный и манящий к себе турецкий диван, на каковой хозяйка и гость опустились, или, точнее сказать, полуприлегли, и камер-юнкер обнял было тучный стан Екатерины Петровны, чтобы приблизить к себе ее набеленное лицо и напечатлеть на нем поцелуй, но Екатерина Петровна, услыхав в это мгновение какой-то шум в зале, поспешила отстраниться от своего
собеседника и даже пересесть на другой диван, а камер-юнкер, думая, что это сам Тулузов идет, побледнел и в струнку вытянулся на диване; но вошел пока еще только лакей и доложил Екатерине Петровне, что какой-то молодой господин по фамилии Углаков желает ее видеть.
В тоне его речи отзывалось что-то догматическое, так, как бы он
говорил своим
собеседникам: «Слушайте, не пророните ни одного слова».
Они обращаются с его учением так, как большею частью, поправляя слова своего
собеседника,
говорят самоуверенные люди с тем, кого они считают много ниже себя: «Да, вы собственно хотите сказать то-то и то-то».
В кабинете у Хрипача произошел оживленный разговор, — не потому собственно, что
собеседникам надо было многое сказать друг другу, а потому, что оба любили
поговорить.
— Дельно
говорите! — похвалил Кожемякин, заражаясь воодушевлением
собеседника, а тот, хвастливо тыкая пальцем в свой коричневый лоб, сказал...
— Я, братец, сам виноват, —
говорит он, бывало, кому-нибудь из своих
собеседников, — во всем виноват!
— А знаешь ли, что я тебе скажу! —
говорит он, останавливаясь с размаху перед своим
собеседником.
Чтобы довершить характеристику этого страшного существа, я приведу его собственные слова, которые он не один раз
говаривал в кругу пирующих
собеседников: «Не люблю палок и кнутьев, что в них?
Говорит картавя, присюсюкивая и сильно поплевывая в
собеседника.
В антракт Тургенев выглянул из ложи, а вся публика встала и обнажила головы. Он молча раскланялся и исчез за занавеской, больше не показывался и уехал перед самым концом последнего акта незаметно. Дмитриев остался, мы пошли в сад. Пришел Андреев-Бурлак с редактором «Будильника» Н.П. Кичеевым, и мы сели ужинать вчетвером.
Поговорили о спектакле, о Тургеневе, и вдруг Бурлак начал
собеседникам рекомендовать меня, как ходившего в народ, как в Саратове провожали меня на войну, и вдруг обратился к Кичееву...
— Как жаль, —
говорит он медленно и тихо, покачивая головой и не глядя в глаза
собеседнику (он никогда не смотрит в глаза), — как глубоко жаль, уважаемый Михаил Аверьяныч, что в нашем городе совершенно нет людей, которые бы умели и любили вести умную и интересную беседу. Это громадное для нас лишение. Даже интеллигенция не возвышается над пошлостью; уровень ее развития, уверяю вас, нисколько не выше, чем у низшего сословия.
Не глядя
собеседнику в глаза, тихо и с паузами, Андрей Ефимыч продолжает
говорить об умных людях и беседах с ними, а Михаил Аверьяныч внимательно слушает его и соглашается: «Совершенно верно».
Старуха в черном платье, суровая, точно монахиня, молча предложила инженеру букетик фиалок, он взял два и один протянул
собеседнику, задумчиво
говоря...
А его
собеседник, сдвинув шляпу на ухо, открыто и громко смеется и сквозь смех
говорит...
«А
говорят, братец ты мой, она на нас с неба упала», — продолжает первый; но
собеседнику его мало до того нужды: «Ну, с неба, так с неба», — отвечает он…
Когда вперед знаешь, что человек врет, то слушать его иногда забавно, иногда скучно бывает, смотря по тому, кто и как врет; но когда человек врет, а
собеседник его думает, что он правду
говорит, тогда можно с ума сойти.
В углу, за столом, сидели три человека, одетые — двое в пальто, сильно поношенные, а третий в серую поддевку. Один, одетый в коричневое пальто, был гигантского роста. Он пил водку чайным стаканом и
говорил что-то своим
собеседникам.
Собеседники несколько минут мнутся, и в комнате слышится какое-то неясное жужжание. Как будто влетел комар и затянул свою неистово-назойливую проповедь о том, о сем, а больше ни о чем. Наконец один из
собеседников, более решительный, выступает вперед и
говорит...
На эти слова Янсутского
собеседники его ничего не возразили, и только у обоих на лицах как бы написано было; «Мошенник ты, мошенник этакой, еще о честности и добросовестности
говоришь; мало барышей попадает в твою ненасытную лапу, вот ты и отворачиваешь рыло от этих дел!»
А так как он
говорил всегда уверенно, ибо эрудиция в его области у него была совершенно феноменальная, то крючок очень часто появлялся перед глазами
собеседников профессора Персикова.
Самые чуждые ей предметы по сельскому хозяйству, по заводу, по оценке людей она сразу понимала и не только могла быть ему
собеседником, но часто, как он сам
говорил ей, полезным, незаменимым советчиком.
Сначала он
говорил, посмеиваясь себе в усы, но потом, подавая реплики
собеседнику и напоминая ему о радостях крестьянской жизни, в которых сам давно разочаровался, забыл о них и вспоминал только теперь, — он постепенно увлекся и вместо того, чтобы расспрашивать парня о деревне и ее делах, незаметно для себя стал сам рассказывать ему...
Резкость и бесцеремонность выражений, в которых описывается в «
Собеседнике» тогдашний разврат, может показаться странною и неприятною для утонченных нравов нашего времени, которые позволяют делать некоторые вещи, но не позволяют
говорить о них.
Таким образом, все свободно могли
говорить правду о пороках общества и находили себе приют в «
Собеседнике».
Высказав теперь свои общие положения о трудах подобного рода, я уже смелее могу
говорить о своем собственном труде, смелее могу предупредить, что это не будет библиографический указатель и тем менее сводный список разных статей, помещенных в «
Собеседнике» и потом перепечатанных в разных изданиях.
Он поместил здесь «Цидулку», «Сонет», «Эклогу», потом вдруг прислал письмо, в котором
говорит, что десять лет не писал стихов, а теперь сочинил подпись к монументу Петра Великого и потому просит поместить ее в «
Собеседнике».
Сам «
Собеседник» свидетельствует о важности, какую придавал им,
говоря в своей заключительной статье: «Сии записки, собранные рукою истинного и нелицемерного любителя российского народа, дали сему изданию некоторую степень важности и сотворили оное книгою, полезною каждому россиянину».
(10) Митрополит Евгений в словаре своем (см. «Дашкова»)
говорит, что в «
Собеседнике» было помещено много сочинений княгини Дашковой и, между прочим, речь ее, говоренная при открытии Российской академии. Это известие перешло потом и в «Словарь» Бантыш-Каменского (ч. II, стр. 192), и в книгу г. Мизко (стр. 155), и др. Все они, без дальних справок, перепечатывали Евгения.
(20) В своих «Записках» княгиня Дашкова
говорит сама, что она работала для «
Собеседника» («Совр.», 1845, № 1, стр. 29), Митрополит Евгений, а за ним и другие
говорят, что здесь помещено много статей Дашковой. Впрочем, узнать их наверное довольно трудно. Ниже представлены некоторые соображения наши об этом предмете.